— Это нечестно! Вас пятеро, а я один. Мне восемь, — не знаю, что я хотел этим добиться, совести у этих отморозков не было, и моя речь их вряд ли растрогает.
— Хочешь, чтоб я тебя пожалел, недоумок? — в черных глазах Джона сверкнул гнев, а потом его взгляд упал на мою ласточку. Оглядев ее хрупкое тельце, он сразу смекнул, что это я обмотал ее крыло бинтом.
— Как мило, — прокомментировал картину он и тут резко схватил ее в свои ручищи.
{Меня поглотила ярость.}
— Не трогай ее! Отдай! Ты… — мои зубы скрипели от ненависти, я потянулся к Джону и ударил его под ребра — страх и инстинкт самосохранения исчезли.
— Я — что, недоумок? — пропыхтел он, потирая свой живот. Мой кулак встретился с его железным прессом, но кажется я все равно достучался до его скверной душонки.
Но гордиться собой я буду позже.
— Отпусти, пока она…
— Пока она — что? — он вдруг сжал мою ласточку в ладони — так, что бедная птичка прерывисто заверещала и начала отчаянно вырываться, выбиваясь из последних сил.
Которых у нее не было. Я увидел, как через бинт снова проступают капли крови.
Конечно, ласточка была всего лишь маленьким существом. Но она мне нравилась. Такая красивая.
Мне было приятно о ней позаботиться. Я хотел сделать что-то хорошее.
{Хотел спасти ее.}
— НЕ СМЕЙ! — в горле пересохло от того, что я знал, что придет неизбежное.
— Ты сосунок, если будешь таким мягкотелым, то так и будешь получать от нас каждую неделю. Это была твоя подружка? Что ж, ее больше нет, — а потом он взял мою птичку двумя руками и свернул ей шею. За одну гребанную секунду.
Мне показалось, я слышал жалобный короткий писк.
— А это тебе за то, что ударил, — заключил Джон, давая мне грубый подзатыльник. Он и его приятели пошли прочь, кинув птицу на асфальт.
Я услышал раскат грома, и он заглушил мой внутренний крик, разрывающий виски.
Еще пять минут назад я держал ее в руках и верил в то, что скоро она взлетит туда, где собрались тучи.
А теперь она лежит и не дышит. {В черных глазах-пуговках погасла жизнь.}
Я склонился над ласточкой, чувствуя себя так, будто это мне внутри все скрутили.
Слез не было. Папа говорил, что мужчины не должны плакать. Осталось только чувство, распарывающее грудь, и желание отомстить Джону.
— Я похороню тебя, ласточка. Прости, что так вышло, — тихо прошептал я, аккуратно положив ее на траву.
Сжав руки в кулаки я с диким кличем побежал за Джоном.
Он избил меня так, что меня пришлось отвезти в больницу.
Но это не помешало мне выполнить обещание, которое я дал птице.
Когда мне исполнилось пятнадцать, я сделал на груди две татуировки на ключицах — две ласточки, одна из которых была больше, чем оберегом и символом «на удачу» в бое.
ГЛАВА 11
[10 месяцев спустя]
[POV Майкл.]
Теплая вода согревала мою кожу, мне необходим был душ после сексуального марафона с одной из девушек, которую я подцепил вчера в клубе. Я проделывал это каждые выходные, и первым делом тщательно рассматривал их лица. Я пытался узнать ее. Узнать ту самую девушку, которую я ненавидел всем телом и всем сердцем желал.
Прошел ровно год после операции, но мои галлюцинации не проходили. Более того, они как последняя зараза брали надо мной верх. Изменилось все: мои вкусы, мои взгляды на жизнь, мои предпочтения в пище, любимая музыка. И только мой характер остался прежним, желание драться, выбивая дух из противника, и все время двигаться. Мой темперамент не изменился, но мысли об этой девушке доставляли мне настоящие страдания.
Черт возьми, [{ОНО}] любило ее. Это маленькое бьющееся чудовище внутри меня с каждым ударом умоляло меня найти незнакомку.
Жизнь медленно, по капле превращалась в ад — до операции я и знать не знал, что человек может так страдать. Все в моей жизни было легко и просто. Я жил моментом и ничего не принимал близко к сердцу.
Я чувствовал себя одиноким волком, обреченным глядеть на луну и не иметь возможности к ней подобраться. И это новое чувство разрывало меня на кусочки, и чем больше я с ним боролся, тем страшнее была его сила внутри.
{Моя прежняя дерьмовая жизнь меня больше не радовала.}
Я узнал, кому принадлежало мое новое сердце. Молодому человеку по имени — Доминик Янг, который погиб в автокатастрофе. Он получил травмы несовместимые с жизнью — несколько переломов конечностей, ребер, внутреннее кровотечение, повреждения кожи из-за осколков стекла. Врачи констатировали смерть головного мозга почти сразу при том, что его сердце работало, как часы. {И все это случилось в день, когда я пережрал кокаина.}
Джек мог бы рассказать мне о моем доноре больше, если бы я не остановил его. А я сделал это, как только узнал, что, попав в аварию, Доминик сделал все, чтобы спасти свою девушку, которая сидела с ним рядом — он накрыл ее своим телом и она осталась жива.
Я мог бы узнать ее имя, адрес, мог бы выманить у Джека все, будь это даже трижды врачебной тайной. {Но я не стал.}
Я ненавидел Доминика, свое новое сердце и эту чертову девушку.
Что я только не делал: пытался управлять своим сознанием, тренировал контроль, занимался сексом с двумя сразу — лишь бы пробудить в теле эмоции, которые бы перекрыли постоянно всплывающие воспоминания. Но все было тщетно.
Мой мозг не знал, что такое любовь. Мое тело никогда не было подвержено этой болезни. Врачи пересадили мне здоровое сердце, зараженное лишь одним недугом — любовью.
Каждое прикосновение к незнакомке доставляло мне целый спектр различных эмоций, которых я прежде не знал. И они были круче даже самого чистого и дорого кайфа.